Э. Н., 33 день, 12 ч. 10 м.
— Ты, святой отец, все допытываешься, что да как, а я не знаю, и мне это даже не интересно. Просто, что знаю, то и говорю. Вот и все. — Отшельник Иор сидел на крыльце тростниковой хижины, сжимая обеими руками жбан холодного кислого молока, и наблюдал за игрой солнечных бликов, пробившихся сквозь густые кроны деревьев. От этих важных занятий его отвлекал кардинал де Стефано, обеспокоенный длительным молчанием ясновидца. — Раз уж вы всем конклавом решили верить мне на слово, так и делайте, как решили…
— Никто не сомневается, блаженный Иор, в истинности каждого твоего слова, но, мне кажется, отцы церкви должны знать…
— Достаточно, чтобы отцы церкви верили. На то они и отцы. Вера выше знания — разве не так говорил святой Иво в «Послании к странникам». Не надо искать в Откровении и Благодати научного феномена. К тому же, извини, папочка, но не для того ты ко мне приставлен, чтобы копать, как крот, и стучать, как заяц.
Кардинал, почтительно стоявший напротив Иора, неторопливо перебирал четки и угрюмо, исподлобья, смотрел на блаженного, за которым числилось два десятка предсказаний, около сотни исцелений, знание наизусть всех книг Писания включая апокрифы, из которых он ни одной не прочел, и, главное — свечение мощей Огиеса-Пустынника при всяком его приближении. Ответить хотелось, но, с другой стороны, было боязно раздражать ясновидца, который находился явно не в лучшем расположении духа.
— Ты пойми, папочка, я действительно понятия не имею, почему я такой. Ну да, иногда мне на ум приходят вещи, которых студент-недоучка придумать не может, в силу своего невежества и бескультурия, но не было такого, чтобы являлся мне архангел с опаленными крыльями и давал поручения от имени Единого-Всемогущего. Не было такого, сколько бы там мощи не светились…
Блаженный поднялся с крыльца и молча двинулся в сторону тропинки, ведущей к заброшенной крокодиловой ферме.
— Иор, у тебя через полчаса назначена встреча с генералом Раусом, — попытался задержать его кардинал. — Он сюда придет.
— У меня через десять минут встреча с крокодилом Сезаром, он мне кое-что обещал на ушко шепнуть. — Иор даже не оглянулся. — Скажи генералу, чтоб подождал. Ждите и дождетесь, ищите и обрящете…
Блаженный ушел, три послушника, вооруженные десантными автоматами, не спеша последовали за ним, а кардинал де Стефано, подобрав рясу, уселся на то место, которое только что покинул его собеседник.
После короткого публичного выступления в Хавли перед бойцами Освободительной армии, Иор, казалось, пребывал в полной апатии ко всему, что происходило вокруг. Из Вальпо приходили вести одна тревожнее другой: отродье Каркуситантхи набирало силу, разнесло эверийский крейсер, подавило всякое сопротивление, а в Вальпо, как грибы после дождя, начали размножаться секты поклонников поганого идола — «Орден Багрового Жезла», «Оруженосцы Тессы», «Верные Слуги Родонагрона-бессмертного», «Тени Недремлющего»… Церкви только и осталось перейти на полулегальное положение и призывать паству к спокойствию и смирению, а единственный здравствующий ясновидец только и делал, что вкушал свои лепешки с кислым молоком и молился по расписанию, уединяясь в тростниковой часовенке. Если так и выглядит Конец Света, то воистину неисповедимы Пути Господни и Замыслы Его…
Кардинал заставил себя сосредоточиться на четках. Искушение гнева и уныния покинуло его на пятой молитве, а на седьмой обнаружилось, что за калиткой, рядом с вооруженным послушником, не решаясь побеспокоить святого отца, стоит адъютант генерала Рауса. Иор сказал, пусть подождет, значит, пусть подождет… « Господь Единый и Всемогущий, сотворивший небо и землю, давший тела тварям земным, вдохнувший в них душу! Не оставь детей своих в странствиях, ниспосланных нам промыслом Твоим, укрепи нам сердце верой в Тебя. Дай нам силы не потворствовать страхам, не предаваться унынию, терпеть боль…»
Четыре ангела порхали с цветка на цветок и собирали нектар. Заливались невидимые райские птички, миленькая пастушка, сидя на лужайке, с умилением смотрела на крохотных кудрявых овечек. Чудо? Галлюцинация? Нет. Это просто сон… Господь дарует праведникам светлые сны, вознаграждая их за труды, отгоняя на время дневные невзгоды. Впрочем, есть в этом что-то нехорошее, что-то тревожное — уснуть во время молитвы… И блаженного рядом нет, а кроме него, никто не посмеет потрясти за плечо нерадивого пастыря.
— …извиняемся, Ваше Святейшество… — Кто-то все-таки рискнул попытаться его разбудить, осторожно, с опаской, но все-таки…
— Не Святейшество, а Преосвященство, — поправил кардинал молодого инока, за спиной которого стоял лично генерал Раус и часть его штаба в лице двух полковников и одного капитана.
— Ваше Преосвященство, — на этот раз говорил сам генерал, — мы бы не осмелились, но дело не терпит… Нам нужно срочно услышать блаженного Иора. Сегодня или завтра…
— Я знаю. У меня исповедуются офицеры контрразведки. — Кардинал поднялся, ухватив генерала за рукав. — Но едва ли блаженный Иор нам что-нибудь скажет. Остается уповать на чудо. Молитва и смирение, мирный труд и вера — других путей к спасению я не знаю, и у блаженного Иора они едва ли найдутся.
— И все же…
— Он скоро придет, но, боюсь, и ему нечего сказать. Так что, если кто-то из ваших солдат и офицеров хочет успеть причаститься и исповедоваться, пусть сделают это сегодня.
— Значит, кроме Царствия Небесного или Пекла ждать больше нечего…
— Положитесь на Господа. — Кардинал сложил ладони на груди, и было видно, как дрожат кончики его пальцев. — В Вальпо это чудовище уже почти месяц, и ничего — многие еще живы.
Со стороны пруда, куда удалился блаженный, раздался одинокий выстрел, вспугнувший стаю каких-то невзрачных пташек. Офицеры, стоявшие за спиной генерала Рауса, побежали было ни звук, но по тропинке, ведущей от пруда, уже шли два послушника, из тех, что отправились охранять покой отшельника. Заметив, что на них смотрят, послушники пустились бегом,
— Это… Брат Бонифа застрелился. — Тот, что постарше, бухнулся на колени перед кардиналом, и за его спиной клацнули два автомата. — А блаженный Иор пропал. Я только на минуту отвернулся, а его уже нет. А вот брат Бонифа…
— Что с Иором?! — Генерал схватил парня за рясу и рывком поднял на ноги. — Куда дели?!
— Пропали оне… А брат Бонифа застрелился… Он ближе всех стоял, и не углядел… И я не углядел. Велите меня тоже…
— Семьсот поклонов из положения стоя! Каждому! И приятеля своего закопаете. Без отпевания. В джунглях. Подальше отсюда. — Кардинал объявил приговор и взялся за четки. Последние новости убедили его окончательно в приближении скорого Светопреставления, и теперь уже ничто не должно отвлекать от молитвы…
— Осмелюсь сказать… — раздался голос второго послушника, который только сейчас догадался опуститься на колени. — Вот. Блаженный Иор писал перед тем, как… — Он протянул в зажатом кулаке скомканный клочок бумаги.
"Папочка, помнится, ты третьего дня рассуждал о том, что уйма времени прошла с тех пор, как Господь Единый ниспослал в мир последнее Чудо, что мы все тут погрязли во грехе и поэтому не достойны… А ведь, на самом деле, чудеса происходят сплошь и рядом, только не всякому дано их заметить и оценить. Я пока точно не знаю, что нас всех ожидает, Небеса молчат, но это вовсе не означает, что все кончено, и у нас не осталось никакой надежды.
Господь не только нам дал Закон, он дал его и Самому Себе, а значит, в тех чудесах, которые Он творит, не должно быть ничего сверхъестественного. Мы живем — чудо, умираем — еще одно. Большинство людей продолжают считать смерть трагедией, хотя в Писании ясно сказано: умерший здесь обретает лучший мир или просто получает то, чего заслуживает.
Порою тени великих бедствий нависают над миром, но катастрофе препятствуют, казалось бы, совершенно немыслимые стечения обстоятельств. Каждое из них в отдельности выглядит будничным, простым и вполне объяснимым, но вместе они — Чудо.