Бурый орел басилеи аккуратно, чтобы не потревожить наездницу, опустился в двух сотнях локтей от камня, на котором продолжал сидеть Исса. В его положении было бессмысленно приветствовать басилею вставанием или отбивать ей поклоны. Он знал, что она иногда не прочь проявить милосердие, но убить его тоже было милосердием.
— Ты пришла убить меня? — насмешливо спросил Исса.
— Умри молча, — посоветовала Эленга и подняла вверх правую ладонь. Лучники за ее спиной натянули луки. Но Исса, казалось, не слышал ее слов и не замечал очередной смерти, смотрящей на него в упор.
— Эленга, ты помнишь себя лишь с того момента, как старейшины Велизора возложили корону на твою голову… А я знаю, что было раньше. Я даже знаю, откуда ты взялась…
— Ты умрешь сейчас! — воскликнула Эленга.
— Если бы тебе не было интересно, что я скажу дальше, я бы уже умер. — Исса довольно причмокнул, решив, что и на этот раз ему удастся уйти невредимым. — В конце концов, в мире полно людей, и жизнь каждого из них ничего не стоит. Я — единственный Исса, и моя гибель равна гибели всех людей, или хотя бы последнего из них. Вас, бессмертных, и то двое, и значит, моя жизнь вдвое ценнее твоей.
— Светлая, прикажи выпустить стрелы… Он не должен жить, — прошептал Данан, внезапно оказавшийся рядом.
— Пусть заткнется этот мерзкий старик! — потребовал Исса. — Не люблю стариков. Не вкусно. Мясо жесткое и дряблое одновременно.
— Я решила, что ты умрешь сегодня. — Басилея говорила спокойно и холодно. — Но ты можешь ненадолго продлить свою жизнь, пока говоришь то, что я хотела бы слышать.
— Мгновения меня не интересуют, — заявил Исса. — Меня интересует лишь вечность. Хочешь, я уйду во владения Родонагрона и буду кушать его подданных. Или лучше разреши горянам снова приносить мне жертвы, и это будет милосердно. Они будут избавляться от тех, кто отжил свое, их старики вновь почувствуют себя нужными, а я буду сыт и при случае расскажу тебе что-нибудь. Я согласен на все, лишь прими выкуп.
— Светлая, воины не могут вечно держать луки натянутыми, — напомнил ей Чалл. — Может быть, возьмем его живьем, заточим в подземный каземат и будем пытать его голодом.
— Он не сдастся живым. Он убьет многих. — Эленга смотрела на Иссу, Эленга прощалась с ним. — И не буду же я кормить его человечиной…
— Убей его, Светлая! Убей его, и мир хоть ненадолго изменится! — Данан уже стоял возле нее на коленях, а из-под век его выступили слезы. — И я сложу об этом песню, она уже начала рождаться в моем сердце.
— Оттого, что я погибну, ничего не изменится! Умирать больно, но это проходит. — Исса почувствовал, что на этот раз ему не отвертеться. — Ну, хочешь, я открою тебе великие тайны?! Я помню древних богов! Меня сотни раз убивал Веол-Воитель…
Эленга уже отвернулась от него, и последние слова Пожирателя Людей заглушил свист огненных стрел, за которым последовала вспышка пламени, охватившего мохнатую фигуру, так и не сменившую позы.
Горку пепла, все, что осталось от Иссы, подхватил упавший с неба Коллиер и умчался вдаль, разгоняя встречные облака, спеша поделиться добычей с братьями-ветрами, а Эленга, вспомнив последние слова, сказанные им, слегка пожалела о том, что не дала ему договорить. Но она не могла на этот раз оставить ему жизнь… Над басилеей был всего один закон — ее собственное слово.
ГЛАВА 4
«Катлеоцептантхагани (Создатель Всего Сущего Властитель Судеб) первую треть прошлого лежал посреди пустого серого пространства. В начале второй трети прошлого он понял, что одинок, и слепил из глины небытия яйцо. Он долго наслаждался созерцанием его совершенства, а когда яйцо треснуло, из него вылупился Ватахутлеоцептантхи (Красный Беркут Страж Неизбежности), началась последняя треть прошлого. „Зачем ты сломал яйцо, которое было так прекрасно?“ — спросил Катлеоцептантхагани. „Если бы яйцо уцелело, не появился бы я, еще более прекрасный“, — ответил Красный Беркут. Катлеоцептантхагани согласился с ним, увидев, что птица действительно красива, но захотел большего и создал Сквотантхагани (Женщину Властителя Судеб), красота которой была совершенна. Но Красный Беркут, уязвленный тем, что не он самое прекрасное творение во вселенной, наслал на Сквотантхагани великую скорбь. Увидев, что она грустна, Властитель Судеб создал жемчужину, поверхность которой переливалась всеми цветами радости, а внутри ее была бесконечность. Но не долго Женщина радовалась подарку — как только она познала бесконечность, к ней вернулась печаль. И тогда он создал вторую жемчужину, еще прекраснее первой, но и ее внутреннюю бесконечность вскоре познала Сквотантхагани. Катлеоцептантхагани начал творить жемчужины одну за другой, стоило ему увидеть след печали на лице своей возлюбленной. Огорчился Ватахутлеоцептантхи, что его замысел не удался, и он начал склевывать жемчужины, надеясь, что этого никто не заметит. Но Сквотантхагани помнила каждую бесконечность из тех, что она познала, и вскоре обнаружила пропажу. Чтобы жемчужины не пропадали вновь, Катлеоцептантхагани сделал из них ожерелье и повесил его Женщине на шею. Но невозможно было сотворить нить, на которую нанизалось бы больше, чем две бесконечности, и каждую жемчужину он пронзил тремя нитями. Две из них были общими с соседними жемчужинами, одна — с левой, другая — с правой, а третья нить принадлежит лишь одной бесконечности. Но когда Сквотантхагани засыпает в объятиях своего мужчины, прилетает Красный Беркут и пытается разорвать бусы. В это время в мирах, которых он касается своим могучим клювом, происходят великие бедствия».
«Даже в том случае, если все документы у прибывшего в порядке, необходимо провести тщательный досмотр багажа, а также личный досмотр субъекта, если тот не дал исчерпывающих пояснений о цели визита, подтвержденных не менее чем двумя свидетелями внутри страны, не имеющими судимостей, со справками о политической благонадежности».
19 августа 13ч. 15м.
В конце концов, привыкнуть можно ко всему… Можно даже дышать этим влажным ужасом, который пропитал окружающую темноту и не морщиться, можно, если сильно постараться, говорить без дрожи в голосе… «Доди» вместе с пулеметом, большей частью продуктов, патронов и аккумуляторов для фонарей остался возле подземного озера. Почти все пришлось бросить, хотя сиарские гвардейцы так и не осмелились проникнуть в пещеру достаточно далеко. Это сделали союзники из Эвери, спецподразделение «Цепные псы». Лопо однажды пришлось участвовать вместе с ними в одной операции. Тогда на «псах» была сиарская форма, а лица им до этого неделю мазали маслом для загара, и перед боем полковник да Пальпа почти не мог отличить эверийцев от своих. Но стоило начаться атаке… «Псы» двигались бесшумно и стремительно, они, казалось, видели в темноте летящие им навстречу пули и неуловимыми движениями пропускали их мимо себя. В них было что-то нечеловеческое, точнее, надчеловеческое… Он тогда даже вспомнил легенды о севейских берсерках. Пленных они не брали…
Вчера Лопо буквально спиной почуял их приближение, и ему стало ясно, что их не спасет ни выгодная позиция, ни темнота, ни знание Сандрой всех ближайших закоулков — их может спасти только бегство.
— Вот дрянь. Не горит. — Сандра швырнула в темноту бесполезный уже фонарь, и тот шмякнулся о камни.
— Ты знаешь, куда теперь идти? — задал Лопо совершенно нелепый вопрос.
— У тебя спички остались? — спросила она вместо ответа.
— Два коробка.
— Зажги. Куда пламя укажет, туда и двинемся.
Пламя действительно едва заметно склонилось набок, причем не в ту сторону, откуда они пришли. Прежде чем огонек погас, Сандра сунула в него кончик сигареты, чтобы сэкономить спичку.