А классно всё-таки получилось, думал я, передавая гитару законному владельцу, третьему калужанину. Будто снова вернулись беззаботные времена студенческой молодости — набитое битком купе, гитарный перезвон, заглушаемый порой перестуком колёс, остывший чай в позвякивавших от вагонной тряски стаканах в фирменных МПС-овских подстаканниках из блестящей нержавейки. Отсутствуют, правда пивные бутылки, как и ёмкости с более крепким содержимым — но их с успехом заменяет «Буратино». А что до неизбежных тесноты и духоты, несмотря на сдвинутое вниз до упора окно — то уж эту неприятность я как-нибудь переживу…

Ледок, образовавшийся после первого, не слишком удачного знакомства, вскорости растаял. По кругу пошли бутылки с газировкой, на стол выложили кульки с конфетами и домашние пирожки, сбегали ещё раз за чаем. И, разумеется, спели «Ночь прошла», а как же! Официальное открытие — официальным открытием, а ведь сегодняшнее событие, первое знакомство и начало нашего пути — по своему ничуть не менее значимое.

…Я возьму память земных верст,
Буду плыть в спелом, густом льне.
Там вдали, там, возле синих звезд
Солнце Земли будет светить мне…

Калужане пели, словно позабыв о своих «правилах», остальные подтягивали, как могли. А я забился в угол и радовался, что в этом шумном ящике два с половиной на три и на метр восемьдесят, куда нас набилось никак не меньше полутора десятков, я могу остаться наедине со своими мыслями. А они были… не то, чтобы неожиданные — скорее, не вполне уместные для этой развесёлой компании. Я припомнил, что всего через год после «Москвы-Кассиопеи», почти одновременно с появлением на экранах второй части, «Отроки во Вселенной», в прокат вышел другой фантастический фильм, тоже адресованный малолетней аудитории — «Большое космическое путешествие». Так, во всяком случае, было у нас, здесь до этого знаменательного события ещё то ли два, то ли три месяца. Но, что примечательно: второй фильм не имел и близко не сравнялся в плане успеха с первым — хотя в плане кинематографии и актёрской игры уступал ему не так уж и сильно. Не знаю, проводились ли в СССР маркетинговые исследования, но по мне, так ларчик этот открывался очень просто. Миллионы юных (да и не только) зрителей, посмотревших «Москву-Кассиопею», многое отдали бы за то, чтобы оказаться на месте героев фильма — но вряд ли кто-то из посмотревших «Большое космическое путешествие» захотели бы пережить то, что случилось с его персонажами. Согласитесь, не слишком-то приятно быть обманутым, оказаться в роли подопытной морской свинки — пусть даже и в столь красиво обставленном эксперименте… И «настоящий полёт», перед которым всё происходившее было всего лишь последним, решающим экзаменом, намёк на который прозвучал в заключительных кадрах, мало кого из зрителей утешил. Я потом не раз задумывался: а может, создатели фильма планировали снять вторю часть, в которой троица юных космонавтов отправилась бы в космос на самом деле? Ведь фильм снимали по пьесе Сергея Михалкова, в последнем акте которой действительно предполагался настоящий старт…

Что ж, так или иначе — замыслы эти, если они действительно имели место, так и остались на бумаги, не добравшись до практического своего воплощения. Сам же фильм… не знаю, как для других, а для меня он стал одним из самых сильных детских разочарований, со временем превратившись в эдакий досадный раздражитель, вроде соринки в глазу, о котором и рад бы забыть — да вот, никак не получается. И даже превосходная музыка и песни ситуацию спасти уже не могли.

В дверь постучали — вожатые (не знаю, как ещё назвать сопровождающих нас студентов?) прошлись по вагону, призывая укладываться спать. Предложение это было встречено недовольным гулом, и я первым подал пример, протолкавшись из своего угла к двери купе. Знаю я эти штучки: сейчас мальчишки и девчонки осознают, что от отбоя открутиться не получится, и все сразу двинутся в туалеты — а их в вагоне всего два. Нет уж, лучше привести себя в порядок, пока в тамбурах не началось столпотворение, а потом, в относительно спокойной обстановке застелить койку и улечься. Повозиться, устраиваясь поудобнее и закинуть руки за голову, любоваться стремительно чернеющим небом, на которое уже высыпали алмазные крупинки звёзд. Лежать, и думать о том, что мне предстоит в ближайший месяц — как и во всю остальную, отмерянную на мою долю жизнь. И тут уж не обойтись без того, чтобы подробно, в деталях восстановить в памяти и кусочек за кусочком перебрать всё, что произошло со мной в этом чужом и, одновременно таком родном времени.

…Я возьму этот большой мир,
Каждый день, каждый его час,
Если что-то я забуду —
Вряд ли звёзды примут нас.
Если что-то
Я забуду,
Вряд ли звёзды
примут нас…  

II

…Вот он, долгожданный красный день календаря! Дед, правоверный коммунист в самом подлинном смысле этого слова, ежегодно ходил на демонстрации и Седьмого ноября и на Первомай. Пока я был маленьким, он и меня брал с собой; однако после класса, кажется, шестого это развлечение мне приелось, я стал всячески увиливать. Но сейчас — как можно было пропустить столь примечательное мероприятие? Я заранее, дня за три, позвонил деду и спросил, можно ли мне отправиться с ним — на что, разумеется, последовало согласие.

Демонстрация полностью оправдала мои ностальгические ожидания. Нескончаемая река людей, плакаты, транспаранты, передвижные трибуны и агитационные макеты, смонтированные на грузовиках, медленно ползущих в колонах. К моему удивлению на транспарантах то и дело попадаются профили Сталина, правда, по большей части, в компании Маркса, Энгельса и Ленина. Море цветов — процентов на девяносто идеологически верные красные гвоздики. Мощные динамики сотрясают небо непрекращающимися маршами, песнями от неувядающей классики «Утро красит нежным светом…» Лебедева-Кумача до прошлогодней «И Ленин, такой молодой!..» на музыку совсем ещё не старой Пахмутовой.

Брежнев, стоящий трибуне рядом с Косыгиным и, кажется, Гречко — я, следуя примеру прочих демонстрантов, помахал «дорогому Леониду Ильичу» букетиком. Впрочем, сарказм тут, пожалуй, неуместен: Брежнев бодр, весел и, похоже, пользуется здесь неподдельной любовью и всеобщим уважением. И ведь есть за что, если припомнить видимое простым глазом… пусть не изобилие продуктов и остродефицитных в моё время товаров, вроде импортных кассетников, бытовой техники и американских джинсов — то, во всяком случае, их доступность. Оказывается, сеть магазинов «Берёзка», имеющаяся и здесь, и даже под прежним своим названием, торгует не за инвалютные чеки, а за рубли! Пятьдесят пять рублей за простенькие (зато, несомненно, «родные») «Левайс» не всякому по карману, зато никакого дурного ажиотажа и фарцовки. Заработал — можешь купить, не возбраняется, поощряется даже, потому как благосостояние трудящихся должно неуклонно расти. К тому же имеется, как я успел выяснить, неплохой ассортимент отечественной продукции — причём не подделки, произведённые в подпольном цеху где-нибудь в Грузии или Одессе, на Малой Арнаутской, а выпускаемые вполне легально, бесчисленными артелями и производственными кооперативами, процветающими в конкурентной нише бюджетного ширпотреба.

Другой, и немаловажной, заслугой, приписываемой лично Леониду Ильичу, стала космическая программа — и далеко не случайно именно космической тематики так много на плакатах и передвижных стендах. Какая-то организация успела подсуетиться в плане текущего момента: на почти неразличимом под кумачовыми полотнищами «ЗиЛке» (ах, да, конечно же, «ЗиСе!») возвышается на кронштейнах кольцо «космического батута», а снизу, сквозь него устремляется к небу перемигивающийся разноцветными огоньками макет космического корабля.