— Здравствуйте, Алексей! Можно попросить у вас расписаться… вот здесь?
Я поднял взгляд от восхитительных пломбирных, обсыпанных ореховой крошкой шариков. Две миловидные девчушки, лет шестнадцать-семнадцати в рискованных мини, с обворожительными улыбками — одна, та, что посмелее, протягивает мне вчерашний номер «Известий». Разворачиваю газету — и едва сдерживаю крепкое выражение: на второй полосе большущий очерк о происшествии с лунным «обручем» и олгой-хорхоями на «Ловелле». И на самом видном месте — моё фото, причём в этой самой новенькой парадной форме. Что ж, теперь хотя бы ясно, откуда такой тёплый приём…
Девушки щебечут наперебой что-то восторженное; я достаю из нагрудного кармана ручку и, спрашиваю, как их зовут (обе очаровательно краснеют и отвечают) и пишу положенное «с наилучшими пожеланиями…» и размашистая подпись. Новая порция восторгов, и новоявленные поклонницы удаляются, причём та, что повыше и пофигуристее (Таня, кажется?) бросает на меня весьма недвусмысленные взгляды. Может, и правда, задержаться в Москве на полдня, покупаться в лучах славы?
Нет, нельзя. Экзаменационный полёт действительно запланирован на послезавтра и подготовиться к нему следует всерьёз, без дураков. А значит, два-три часа неспешной прогулки по центру — это всё, что я могу себе позволить на сегодня. А этим не ограничится, если я решусь на безрассудства, к которым подталкивают меня разбушевавшиеся некстати юношеские гормоны.
К счастью, больше ни у кого в кафе газеты со статьёй не нашлось. Я не спеша приканчивал подтаивающий пломбир (что бы кто не говорил, а тут он лучший в Москве, лучше даже, чем в «Детском Мире» и ГУМе!) и прокручивал в голове недавний разговор с дедом. Он ведь прав, как ни крути — из нашей группы «З-А» до сих пор один я не определился с направлением дальнейшего обучения. Нет, предложений масса, но… не моё. А сколько ещё искать то самое «моё»? Конечно, время пока терпит, месяц-другой можно ещё предаваться самосозерцанию и размышлениям — но рано или поздно придётся определяться.
Я выскреб ложечкой остатки подтаявшего мороженого, смешанного с вишнёвым вареньем, со дна блестящей стальной вазочки, оставил в книжке меню три рубля (ну не люблю я халяву, никогда не любил) и, провожаемый взглядами посетителей направился к выходу. На такси отсюда до общежития в Центре подготовки, где мне выделили в полное распоряжение двухкомнатный номер, добираться на такси около часа, а голова уже гудит от обилия впечатлений этого дня…
Пилотаж я сдавал на чешском Л-29 «Дельфин» — помнится, давным-давно, в «том, прошлом» детстве я клеил его модельку из ГДР-овского наборчика, приобретённого в магазине «Лейпциг». «Дельфин» — это, конечно, не МиГ-17 УТИ, о котором мне в своё время так мечталось, но тоже вполне олдскульная птичка, первый из чешских реактивов. В управлении «Дельфин» прост, податлив, готов прощать начинающим пилотам даже грубые ошибки — недаром его ещё в шестидесятых выбрали в качестве основного учебно-тренировочного самолёта стран Варшавского Договора, а чешские пилоты прозвали «Дельфин» «летающая детская коляска».
При первом знакомстве с этой машиной нам сказали, что в самостоятельный полёт мы отправимся уже после всего тринадцати часов налёта с инструктором. У меня в лётной книжке числится всего восемь часов, так что и во время экзамена заднее кресло кабине не пустовало; тем не менее, я справился я привёз проходную, лишь самую малость не дотянув до оценки «отлично». А что до МиГов — на что мне, если подумать, эти атмосферные тихоходы, если на горизонте вполне отчётливо маячат ионные и ядерные корабли, вроде заложенной недавно на орбитальной верфи «Зари»? Да-да, именно такое название будет носить первый настоящий планетолёт (увы, пока не звездолёт, но и это дело наживное) Земли, оснащённый сразу ядерными ракетными двигателями! Не «Тахмасиб», конечно, и даже не фотонная «черепаха» «Хиус» из «Страны багровых туч» — но если прав отец, целый вечер расписывавший достоинства будущего корабля — «Заря» сможет добираться до орбиты, скажем, Юпитера за пару недель. Если, конечно, оправдает себя другая диковина, входящая в её арсенал, «тахионные торпеды».
А мне пока стоит всерьёз задуматься о том, как обеспечить себе место если не на самой «Заре», то на одном из её потомков. Появления которых, подозреваю, ждать уже недолго.
— Пойдёмте ко мне в кабинет, Монахов, побеседуем. Я собирался позвонить вам, но раз уж мы так удачно встретились — стоит ли откладывать?
С Евгением Петровичем мы столкнулись в Королёве, в главном административном корпусе Центре Подготовки. Я только что вернулся с аэродрома и был на подъёме по случаю успешно сданного экзамена (имелись некоторые сомнения, чего уж скрывать), а потому не испытал привычного тревожного укола, увидав идущего навстречу по коридору И.О.О. Но этого благодушия хватило ненадолго — ровно до того момента, когда дверь его кабинета затворилась за моей за спиной.
Но на этот раз я не намеревался отдавать инициативу собеседнику.
— Удачно получилось: я как раз собирался вас разыскать, Евгений Петрович. Надо бы посоветоваться.
Удивлённый взгляд поверх отсутствующих очков.
— Вот как? Весьма неожиданно, Алексей… мнэ-э-э… Геннадьевич…
— Можно просто Алексей.
— Как вам будет угодно. Разговор, надо полагать, пойдёт о ваших планах на будущее?
— Именно.
— Что ж, в таком случае наши намерения весьма удачно совпали. Присаживайтесь, прошу вас…
И указал мне на глубокие кресла в углу, возле журнального столика. Любопытно, это своего рода знак, что беседа предстоит не вполне официальная а, пожалуй, что и доверительная?
Я сел.
— Минеральная вода, сок? Могу попросить принести кофе.
Я припомнил, что по дороге к кабинету И.О.О. мы миновали кофейный автомат, точно такой же, как те, что стоят на «Гагарине». Интересно, он к нему погонит секретаршу, или та отдельно варит, специально для босса и его посетителя? Если я правильно понимаю статус Евгения нашего Петровича в Проекте — скорее, второе.
— Воды, если можно.
На столе возникла запотевшая бутыль «Боржоми» и два высоких стеклянных стакана. И.О.О. поискал глазами открывалку. Не нашёл. Тогда вытянул из кармана брюк «бабочку», лихо щёлкнул, открывая лезвие и обушком подцепил зубчатый край крышки. Нажим — и та улетела бы в угол, не подхвати я её.
Я разлил минералку по бокалам. И.О.О. наблюдал за моими манипуляциями с весёлым интересом, потом взял запотевший стакан (вода была ледяная, видимо где-то в кабинете имелся встроенный холодильник) и сделал маленький глоток.
— Полагаю, вас не особенно удивит то, что я внимательно следил за вашей предэкзаменационной практикой, и в особенности, за той её частью, что проходила на станции «Ловелл».
Вопрос был риторически. Я и не ответил, отхлебнув вместо этого минералки.
— Вы сдали экзамены по специальным дисциплинам в общем, не хуже своих товарищей. — продолжал И.О.О. — Однако в особом стремлении к дальнейшему изучению инженерного дела или, скажем, планетологии замечены не были. Однако исследовательские на поверхности Луны, вас увлекали. Да и не только исследовательские, яркое подтверждение чему известное вам происшествие.
И он покосился на «Знак Звездопроходца» на лацкане куртки. Я по-прежнему молча пил минералку, ожидая развития темы.
— Итак, Алексей…. — он со стуком поставил стакан на стол, — вынужден констатировать что вы — натура, склонная в некоторой степени к авантюризму, причём наиболее яркие ваши качества проявляются именно в экстремальных критических ситуациях. В то же время рутинная, регулярная работа вас не привлекает. Нет-нет, вы всё делаете достаточно добросовестно, нно, как бы это сказать… без огонька. Вот и со специализацией никак не можете определиться — и это притом, что все ваши друзья уже сделали свой выбор. Что вы на это скажете?
…Всё ясно, отмолчаться не получится. Собственно, я особо и не рассчитывал…
— Что тут сказать? Вы правы, Евгений Петрович. Разве что, насчёт авантюризма некий перебор, а так — всё верно. Конечно, стороны, мне и дальше хотелось бы работать вне Земли, заниматься исследованиями. Но ведь нет такой специальности — космонавт-исследователь? Те, кого так называют, имеют какую-то базовую специальность — астрономы, планетологи, медики, — а исследования лишь часть их работы.