Шанс спасти их ещё есть, но он ничтожен. И скоро его не будет совсем. Но раньше, чем Яо успел поделиться своим открытием с товарищами, Чжоу Хун тоже понял всё и, не раздумывая, бросился в атаку – так, что на месте, где он только что стоял, поднялся огненный смерч. Даже Чань Хэ, стартовавшая долей мгновения позже, не смогла его опередить. Едва бывший сотник хунбаторов, пробив бетонную стену, ворвался в квартиру, вспыхнули обои, задымился линолеум и разлетелось в щепы кресло, в котором восседал Мо Джучи. И всё-таки было поздно. Пока он и два бойца, что находились рядом с детьми, свернулись в огненный волчок, Мо Джучи бросил на мальчишек испепеляющий взгляд, и их охватило пламя. Ему тут же пришлось испытать на себе ярость матери, потерявшей детей. Чань Хэ буквально разорвала в клочья голову Красного Дракона. Кровавые ошмётки ударили в стены с такой силой, что те покрылись паутиной трещин, а потом начали рушиться – всё быстрее и быстрее, погребая поле битвы под тяжестью бетонных перекрытий. «Свечка» из монолитного железобетона начала заваливаться набок, и в тот же миг исчезли и дом, и город, и земля, и небо. Нагромождение огромных валунов протянулось от горизонта до горизонта, и над ним навис бескрайний каменный свод, под которым кружил Дракон, озарённый алым пламенем, постепенно сужая круги, явно готовясь отправиться в пике на кучку оборванцев, возомнивших, что они в силах противостоять истинному могуществу.

Яо Вай расправил крылья, почувствовав, что всё тело Жёлтого Дракона подвластно его воле, что сознание шестерых его товарищей слилось с его собственным. Он ощутил трепетную и веру Цзян Синь, и спокойное бесстрашие Чжоу Хуна, и трезвый расчёт Лянь Джебе, и преданность общему делу Ван Буна, и разумную осторожность Лао Дуна, и неукротимую ярость Чань Хе, безбрежное горе которой в одно мгновение стало общим для всех семерых.

Яо Вай стремительно взмыл ввысь, навстречу врагу, не сомневаясь, что единственный точный удар может и должен решить исход битвы. Неминуемая гибель ждёт того, кто уклонится от лобовой атаки, кто подставит под удар брюхо, хвост или крыло. Но глупо рассчитывать на малодушие врага, а значит, столкновения не избежать. Победит тот, чьё стремление к победе неукротимее, чьи помыслы чище, чья вера сильнее, кто яснее осознаёт, что Истина на его стороне!

Грохот удара потряс огромный каменный мешок, ставший полем битвы, и тот начал рассыпаться, как тот дом, в котором началось это сражение. Во всём теле появилась необычайная лёгкость. Яо ощутил себя пёрышком, медленно планирующим вниз с небывалой высоты, а потом обнаружил, что сидит на обломке бетонной плиты, а сквозь пролом в стене виден пылающий город, наполовину лежащий в руинах. Где-то выли пожарные сирены, снизу слышался топот разбегающихся в панике людей и встревоженные крики. Но, похоже, в этом месиве, уцелеть удалось немногим.

Чжоу Хун стирал со лба пот и кровь белоснежным носовым платком. Чань Хэ во весь рост неподвижно стояла на самом граю пролома, смотрела на пылающий город, но мысли её были далеки от несчастий выживших горожан, поскольку ею безраздельно владело собственное горе. Лянь Джебе попыталась обнять её за плечи, но та молча отстранилась от её объятий. Ван Бун и Лао Дун, постанывая, лежали на обломке стены. Между ними тикали чудом уцелевшие настенные часы.

– Неужели это всё мы… Неужели это всё натворили мы?! – Цзян Синь сидела рядом, и глаза её были полны слёз.

17 января, 08 ч. 45 мин. Офисной здание корпорации «Гуппи», Рома

– Пошли все к чёртовой матери! Работать! – рявкнул Орсино да Гуппи, сенатор Ромейского Союза от провинции Иберия, владелец золотых приисков Пуэрто-Дорадо и четверти всех нефтяных месторождений Северной Ливии.

Членов совета директоров принадлежащего ему картеля, которые давно привыкли к резким переменам настроения босса, как ветром сдуло. И в тот же миг раздался телефонный звонок. Он приподнял трубку, тут же бросил её на рычаги и крикнул так, чтобы было слышно сквозь двойную дубовую дверь: – Памела, я же запретил соединять!

Дверь открылась, на пороге появилась длинноногая грудастая секретарша в короткой синей юбочке, жёлтой футболке с изображением Лизы Денди и чёрных колготках.

– Орсинчик, я и не соединяла, – сообщила она, не прекращая жевать жвачку и неторопливо орудовать пилочкой для ногтей. – Это твои друзья по прямой линии. Давай отрубим прямую линию, а то ты меня всё время ругаешь и ругаешь…

– Пошла вон!

Памела хмыкнула и исчезла. В тот же миг телефон зазвонил снова.

– Что надо?!

– Не хами! – На проводе, как и следовало ожидать, была Атина Мегара. – Можешь спуститься?

– Куда?

– Туда, где нас никто не подслушает.

– Я занят! – несколько неуверенно ответил Иштаран. На самом деле ему вовсе не улыбалось тащиться в то место, которое имела в виду Скилла. От посторонних глаз и ушей надёжно защищало только пустующее Пекло Нудиса, единственного из Падших, которого торжествующий победу Враг развоплотил после битвы при Мегиддо. Никакие сущности, кроме Равных, не могли проникнуть в это холодное мрачное пустое пространство, напоминающее о том, что всему в этом мире рано или поздно приходит конец.

– Заткнись, идиот! Не тот случай, чтобы препираться! – взвизгнула Скилла так, что телефонная трубка взорвалась в руке Иштарана, поранив его ладонь и щёку осколками пластмассы.

Едва глубокие порезы затянулись, он вновь вызвал секретаршу и, едва та возникла в дверном проёме, начал ровным и спокойным голосом давать распоряжения:

– В течение ближайших двух часов я буду занят. И чтоб ни одна живая душа не смела сюда ломиться. Отключи все каналы связи, в том числе закрытые.

– Через час у вас назначена встреча с министром торговли, – напомнила Памела. Когда Орсино переходил на такой тон, фамильярничать с дорогим боссом было себе дороже.

– Либо отмени, либо перенеси на 15-00. Всё…

Секретарша исчезла, бесшумно закрыв за собой дверь.

Спускаться в давно остывшее Пекло Нудиса не хотелось. Всякий раз, когда ему приходилось там бывать, окружающие тлен и запустение напоминали о том, что когда-нибудь – либо завтра, либо через миллионы веков – и в его собственных владениях погаснет яростное пламя, испепеляющее души, а плоть и кровь убийц, насильников, финансистов, политиков и военных перестанет подниматься над кипящей в котлах жижей облаками сладкой боли, вдохновляющей ненависти и возбуждающего страха. Но Скилла и сама едва ли с большой охотой назначила встречу в месте, где поселилась сама безысходность, само небытие. Значит, дело действительно серьёзное. Всё-таки обычные земные дела засасывают. Финансовые махинации, подкуп политиков, присвоение активов, расширение сфер влияния – дело, конечно, увлекательное, но не надо забывать и о главном! О предназначении…

Всё-таки, Пекло Нудиса напоминало не только о позоре поражения, но и о былой славе и величии, о временах, когда не только Пекло, но и весь этот мир был вотчиной Падших, и не только мёртвые, но и всякая живая тварь находилась в полной власти Гордых Духов, бросивших вызов Небесному Тирану. Тогда казалось, что это продлится вечность…

Он посмотрел на входную дверь кабинета, и тут же, повинуясь его взгляду, сработали все запоры. Теперь сюда никто не сможет вломиться, даже если посмеет сделать такую попытку. Ни к чему сейчас слухи о том, что один из богатейших людей мира куда-то бесследно исчезает из собственной резиденции.

Орсино заставил себя подняться из кресла, одёрнул пиджак, поправил галстук, стряхнул с лацкана невидимую пылинку и шагнул в сторону занимающего полстены бесценного полотна Леонардо да Коленцано «Битва титанов». Он шагнул в картину, ловко увернулся от брошенного в него кем-то из участников баталии огненного шара, отшвырнул оказавшегося на пути всадника вместе с ящером, на загривке которого тот восседал, и нырнул в бездонный колодец, служивший центром композиции. У каждого из Равных был свой проход в Пекло Нудиса, о котором не знал никто другой. Во всяком случае, никто не должен был знать. Особенно Враг. Самое мрачное и безысходное место во вселенной могло стать и самым надёжным убежищем, если вдруг рухнет устоявшийся миропорядок и Враг решит, что настала пора установить на земле Царствие Своё… Но до этого едва ли скоро дойдёт. Если дойдёт вообще… Нынешние тенденции обнадёживают. Человечество всё активнее возвращается к естественным ценностям – жажде власти, богатства и удовольствий. Так что хрен Ему!